Следует отчетливо осознавать, что обеспечение конкурентоспособности России связано с решением значительного числа серьезных внутренних задач. Одна из наиболее долгосрочных из них и в наименьшей степени поддающихся государственному регулированию – это задача формирования массового среднего класса. Именно средний класс в странах с развитой рыночной экономикой и демократическим политическим строем, составляя наибольшую по численности социальную группу, выполняет ряд важнейших функций. Главные из них – функции социального «стабилизатора» общества и источника воспроизводства квалифицированных трудовых ресурсов. Именно средний класс определяет качество человеческого потенциала страны и характерные черты общенациональной идентичности, обеспечивает преемственность поколений и жизненных ценностей. Это связано не только с психическим и физическим здоровьем российских «середняков», но и с уровнем их образовательного и квалификационного потенциала, а также с такими их личностными особенностями, как инновационный потенциал, определенный характер ценностных ориентаций, особенности мотиваций
в различных сферах жизнедеятельности.

Отсюда вполне понятный интерес к постоянно возникающим в ходе широких общественных дебатов вопросам: появился ли в России за годы реформ средний класс, и если появился, то какова его численность? Какие качественные характеристики отличают российский средний класс и сопоставимы ли они с характерными чертами средних слоев в развитых западных странах? Каковы образ и стиль жизни среднего класса в России? Наконец, способен ли он и при каких условиях стать тем массовым социальным субъектом, который сможет обеспечить конкурентоспособность страны и стать той социальной базой, которая определит основной вектор формирования и основные черты общенациональной идентичности постсоветской России?

Члены авторской рабочей группы не первый раз проводят исследование средних слоев российского общества. Еще в феврале-марте 1999 г. по заказу Представительства Фонда им. Ф. Эберта в РФ был осуществлен первый социологический опрос, основная цель которого состояла в том, чтобы выяснить, имеется ли в социальной структуре российского общества такая группа людей, которую можно было бы определить как средний класс? В случае положительного ответа на этот вопрос предстояло решить ряд задач:

определить границы среднего класса;
выяснить имущественный статус соответствующих слоев общества, основные характеристики их жизненного уровня;
выявить социальный и профессиональный портрет, а также особенности экономического поведения российского среднего класса;
охарактеризовать его ценностный мир, представления о состоянии и направлениях развития государства и общества, политические предпочтения российского среднего класса.
В современной западной социологии принято различать два подхода к определению среднего класса – субъективный и объективный. Субъективный основан на принципе «самоидентифи­кации», то есть самозачислении индивида в тот или иной класс. Объективный подход, используемый социологами, основан на критериях, независимых от мнения индивида. В зарубежной социологической литературе преимущественно используются два таких критерия: характер деятельности (труда) и величина доходов. Наряду с ними учитываются и другие критерии, тесно связанные с двумя вышеназванными или вытекающими из них. Это – образовательный, квалификационный, должностной уровень, качество жизни и стандарты потребления.

В принципе противоречия между обоими подходами к выделению среднего класса нет, поскольку на больших выборочных совокупностях, особенно в устойчивых, стабильно функционирующих общественных системах, значимых расхождений между объективным местом той ли иной группы в общественном разделении труда, отражающемся в размерах дохода, и самооценкой своего социального статуса не наблюдается. Но так ли это в российском обществе, находящемся в процессе системной трансформации?

Чтобы дать ответ на данный вопрос, в ходе первого исследования было принято решение воспользоваться сочетанием двух подходов – субъективного (по самозачислению) и объективного. На основе сочетания этих двух подходов была сформирована модель выборки исследования, в которую вошли 1765 человек.

При осуществлении повторного исследования средних слоев общества в июле 2003г. (а тема его была сформулирована так: «Российский средний класс: динамика изменений»), также использовался метод самозачисления и при этом применялись объективные показатели выделения среднего класса. Всего в ходе повторного исследования было опрошено 2106 респондентов от 18 лет и старше, проживающих во всех территориально-экономических районах страны (согласно районированию Росстата)[1].

Наконец, в октябре 2006 г. было осуществлено третье исследование средних слоев российского общества. На этот раз объектом выступали представители городского среднего класса. Причем, методический инструментарий исследования был составлен таким образом, что его основу составили вопросы, которые использовались в наших исследованиях 1999 г. и 2003 г. Тем самым были методически обеспечены сопоставимость и сравнительный анализ данных исследований 1999 г., 2003 г. и 2006 г., что позволило описать не только нынешнее состояние среднего класса, но и выявить динамику изменений его качественно-количественных характеристик, а в конечном счете понять, что с ним произошло за последние семь лет.

Выборка последнего исследования репрезентировала экономически активное городское население России по полу, возрасту, типу городских населенных пунктов определенной численности и региону проживания и включала 1750 человек. Выборка носила трехступенчатый характер. Вначале из всего экономически активного городского населения России в возрасте от 18 до 55 лет для женщин и 60 лет для мужчин согласно статистическим данным задавались квоты для 12 территориально-экономических районов страны согласно районированию Росстата. Затем внутри каждого региона задавались квоты на представительство в выборке жителей городов различной численности
(в т. ч. городов с населением более 1 млн. человек; городов с населением от 500 тыс. до 1 млн. человек; городов с населением 250-500 тыс. человек; городов с населением 100-250 тыс. человек; городов с населением менее 100 тыс. человек). Поселки городского типа в выборку не включались. На третьем этапе составления выборочной совокупности на основе статистических показателей задавались квоты по полу и возрасту для жителей определенных типов поселений каждого из территориально-экономических районов. Если говорить о вошедших в выборку субъектах Российской Федерации, то это были города Москва и Санкт-Петербург, Архангельская, Псковская, Тульская, Рязанская, Ярославская, Липецкая, Нижегородская, Оренбургская, Саратовская, Ростовская, Свердловская, Кемеровская, Новосибирская, Иркутская области, Краснодарский и Хабаровский края, а также Республика Татарстан.

При выработке программы очередного исследования, учитывались опыт и подходы к изучению российского среднего класса, которые сложились в отечественной социологии за последние годы, ставились задачи получить ответы на ключевые вопросы: Есть ли в современной России массовые социальные слои, в целом удовлетворенные своим положением и имеющие для этого достаточные основания? В каком именно политическом строе и в каком типе экономического развития заинтересованы эти слои? Способны ли они выступать гарантом социальной стабильности общества? Наконец, являются ли эти слои особым классом общества, т.е. осознали ли они собственные специфические интересы и готовы ли целенаправленно действовать для их достижения, став активным социальным субъектом российского общества, или это еще не более чем «класс в себе», а не «класс для себя»?

Ответы на эти и подобные им вопросы предполагают акцент при определении критериев среднего класса, прежде всего, не на имущественных или профессиональных, а на идентификационно-психологических и мировоззренческих характеристиках индивидов. И именно этот подход в качестве основного был избран в данном исследовании, при дополнении его традиционным набором критериев среднего класса. Таким образом, в ходе осуществления настоящего исследования и анализа его результатов была предпринята попытка, что называется, по максимуму использовать субъективные критерии изучения средних слоев общества, дополнив их наиболее важными показателями объективного характера.

Настоящий доклад[2] подготовлен исследовательской группой ИС РАН в составе: М.К. Горшков (рук. исследования, концепция, инструментарий исследования, введение, заключение, общая редакция), А.Л. Андреев (раздел 8), В.А. Аникин, (раздел 4), З.Т. Голенкова (инструментарий, раздел 2), С.В. Горюнова (раздел 6), Н.М. Давыдова (раздел 7), Е. Н.Данилова (раздел 3), А.А. Девятов (раздел 5), Ю.П. Лежнина (раздел 5), О.А. Оберемко (раздел 3), В.В. Петухов (раздел 10), Н.Н. Седова (раздел 9), Н.Е. Тихонова (рук. исследования, концепция, инструментарий исследования, общая редакция, раздел 1), К.А. Хромов (раздел 4, 12), М.Ф. Черныш (инструментарий,
раздел 11), Ф.Э. Шереги (модель выборки).

Научный консультант – руководитель Представительства Фонда им. Ф. Эберта в РФ доктор М. Бубе.

Научно-вспомогательная работа Н.И. Покида.

1. Критерии выделения и определение численности среднего класса в современном российском обществе
Понятие СК появилось в социологической науке тогда, когда в результате роста благосостояния исчезло жесткое противостояние богатых и бедных, при котором остальные группы общества составляли лишь незначительное меньшинство. Этот тип социальной структуры был характерен для Европы Х1Х, и даже начала ХХ века. Однако в послевоенной Европе уже для всех стало очевидно не только несоответствие этой модели общества новым реальностям, но и возникновение нового массового социального субъекта – СК, численность которого стала сначала сопоставима с численностью рабочего класса, а затем и превзошла ее.

При этом сначала в западноевропейской социологической традиции СК выделялся на основании общей оценки социального статуса индивида, связанного с его работой, экономическим положением и уровнем образования. Затем, учитывая растущую численность СК и необходимость его более детального анализа, на смену концепции единого СК постепенно пришла концепция «старого» (состоящего в основном из представителей малого бизнеса) и «нового» (объединяющего работающих по найму квалифицированных специалистов) средних классов. Но и она постепенно потеряла свою актуальность, и в настоящее время при необходимости обозначить те слои общества, которые не относятся ни к богатым, ни к бедным, в западной социологии говорят не только о средних классах, но и о средних слоях, которые в силу своего внутреннего многообразия не могут рассматриваться как единый социальный субъект.

Однако в России, где состояние общества с точки зрения его социальной структуры, политической повестки дня, а во многом – и общественного сознания, соответствует скорее Центральной Европе 1950-1960 годов, чем сегодняшнему состоянию европейского общества, концепция СК представляется весьма актуальной. Более того – вряд ли найдется в стратификационной проблематике тема, вызывающая сегодня в российском обществе такой интерес, как СК.

Какие слои населения могут рассматриваться как искомый многими российскими социологами СК, который должен если и не спасти Россию, то обеспечить ей в будущем стабильность и процветание? Что эти слои собой представляют, как живут, какова их численность? Ответ на эти вопросы зависит от задаваемых критериев принадлежности к среднему классу, и может выглядеть очень по-разному.

В этой связи надо сказать, что среди основных подходов, используемых сегодня в российской социологии для выделения СК, четко выделяются четыре основных. Один из них, связанный с бытующим представлением о среднем классе как о массовом социальном субъекте, который характеризуется прежде всего сравнительно высоким жизненным стандартом и уровнем потребления, в качестве критерия выделения СК использует уровень душевого дохода или наличие определенного набора дорогостоящего имущества.

Второй подход связан с тем, что исследования СК в современной России имеют не только академическое, но и политическое значение. Этот подход предполагает акцент при определении критериев СК прежде всего не на имущественных, а на идентификационно-психологических характеристиках индивидов, поскольку именно они в наибольшей степени влияют на его социальное самоощущение и социально-политическое настроение и поведение. В этом случае СК выделяется на основе самоидентификаций людей, «самозачисления» ими самих себя в состав СК.

Третий подход, согласно которому СК делится на так называемый «новый» СК, включающий менеджеров и специалистов, являющихся владельцами развитого человеческого капитала или обладателями властного ресурса, и «старый» СК – классическую «мелкую буржуазию», или так называемый «малый бизнес», получающих дивиденды на свой экономический капитал, является достаточно яркой попыткой применения на практике к анализу СК того подхода, который может быть назван «ресурсным», и в основе которого – объем, тип и структура капитала, которым располагает тот или иной человек, домохозяйство, класс и т. д.

Наконец, четвертый подход связан с попыткой комплексного применения в условиях России традиционных критериев выделения СК (определенные профессиональные характеристики, образование, имущественно-доходные характеристики, иногда к ним добавляется и самоидентификация). Подчас список этих критериев расширяется и в него начинают включать и другие критерии, связанные со способностью СК выполнять те или иные обычно ассоциирующиеся с ним функции – «стабилизатора» социально-политической и экономической жизни, «поставщика» высококвалифицированной рабочей силы, «распространителя» новых социально-экономических и социокультурных практик, носителя национальной культуры и т. д. Соответственно, в критериях выделения СК появляются характеристики, связанные с культурным уровнем СК, наличием у него ряда поведенческих особенностей и т. д. Этот подход является не только достаточно фундаментальным, но и наиболее широко распространенным при исследованиях СК. Именно он использовался и для анализа СК в рамках нашего исследования.

В то же время и этот подход порождает массу споров – прежде всего о том, какая именно профессиональная деятельность или какой уровень образования в условиях современной России могут служить критериями принадлежности к среднему классу. Споров, в значительной степени связанных с игнорированием того факта, что, хотя выделяемый на основе особенностей его структурных позиций российский СК не в полной мере обладает способностями выполнять те функции, которые приписываются ему на основе анализа западных обществ, это не означает, что СК в России нет, тем более, что в российском обществе, относящемся несмотря на рыночную экономику совсем к иному типу обществ, нежели страны Западной Европы, функции его могут быть иными (также как российские элиты – это не элиты западноевропейских стран). В результате, хотя в методологическом отношении этот подход к выделению СК прекрасно проработан, результаты его применения к условиям России дают разброс в численности СК в современном российском обществе в десятки раз – от 2,1%[1], что означает его фактическое отсутствие, до примерно четверти населения[2].

Думается, что истина в этих спорах, как всегда, лежит где-то посередине. Вот почему в качестве исходного концептуального подхода мы избрали в своем исследовании, в качестве критериев выделения СК, определенную их комбинацию. Однако решили проверить, как соотносится численность СК, выделенного в рамках этого подхода, в сопоставлении с другими подходами анализа СК.

На практике это означало сочетание в качестве критериев отнесения к среднему классу определенных характеристик образования (наличие как минимум среднего специального образования), социально-профессионального статуса (в исследовании избрали в качестве такого критерия нефизический характер труда или предпринимательскую деятельность в качестве основного занятия, приносящего доход, т. е. принадлежность к «новому» среднему классу, получающему доход на свой человеческий капитал, и «старому» среднему классу, получающему доход на традиционные виды экономического капитала в ходе занятий бизнесом), более высокого уровня благосостояния, чем средний для региона проживания респондентов (т.е. показатели среднемесячных душевых доходов не ниже их медианных значений в данном регионе[3]) и показателей широко применяемого в международных сравнительных исследованиях теста интегральной самооценки человеком своего положения в обществе по десятибалльной шкале, позволяющего учесть особенности самоидентификаций респондентов[4].

В целом, согласно полученным в октябре 2006 г. данным, проверенным также на общероссийском исследовании ИС РАН «Социальное неравенство в социологическом измерении»[5], при таком интегральном подходе, предполагающем сочетание у одного человека сразу всех перечисленных выше критериев, к среднему классу (включая верхний средний) могут быть отнесены (20%-22%) экономически активного городского населения России. Как ни покажется странным, но если включить в рассмотрение городских пенсионеров, кто из-за отсутствия соответствующего типа занятости попал в периферию, т.е. говорить обо всем взрослом городском населении, то этот показатель снизится лишь до 19%. Это связано с наличием группы городских пенсионеров с относительно благополучным материальным положением. В эту группу входят городские пенсионеры, которые обладают сравнительно высоким образовательным уровнем, были заняты ранее в основном на рабочих местах с нефизическим характером труда, имеют в силу различных причин (особые типы пенсий, проживание с благополучными детьми или их помощь и т. п.) среднедушевые доходы не ниже медианных и рассматривают свой статус в обществе как достаточно благополучный. Хотя, надо признать, что таковых среди городских пенсионеров совсем немного – всего 8%.

С другой стороны, учет неработающих студентов (также имеющих лишь три признака принадлежности к среднему классу) вновь чуть поднимает показатель доли представителей СК среди городского населения, в результате чего оказывается, что среди всего взрослого городского населения к среднему классу могут быть отнесены не менее 20%.

Если применить эту методику выделения СК ко всему населению России, то доля в нем СК оказывается почти в полтора раза меньше – лишь около 14% (и 18% среди работающего населения). Однако при этом наблюдаются резкие перепады в доле работающих представителей СК в различных типах поселений – в поселках городского типа и в селах доля представителей СК ровно вдвое ниже, чем в городах. Более того, и сами города четко делятся на две группы. В одной, с населением менее 250 тысяч человек, доля СК лишь на пару процентных пунктов превышает аналогичный показатель для сел и ПГТ и составляет 13% по экономически активному населению. В другой, с населением от 250 тысяч и выше, она составляет 24%, достигая в городах с численностью свыше 1 млн. 28% экономически активного населения.

Еще около трети экономически активного городского населения во всех типах городов (т.е. порядка 22% всего населения России) составляет периферия СК, которой для полного соответствия всем сформулированным выше критериям принадлежности к среднему классу не хватает присутствия только одного из этих критериев.

У 30% представителей периферии единственное препятствие для вхождения в состав СК – это несоответствующий традиционным представлениям о среднем классе характер труда, т.е. это высокооплачиваемые рабочие, которых при исследованиях СК на Западе зачастую включают в состав СК. В российских условиях они составляют примерно 27%-28% всех рабочих, но, в отличие от ситуации в развитых конкурентных экономиках, где высокооплачиваемые рабочие – это, как правило, наиболее высококвалифицированная часть рабочих, в России лишь половина из них относилась к высококвалифицированным рабочим (5 разряд и выше), и их доходы отражают не столько их принадлежность к элите рабочего класса, сколько отраслевые, территориальные и прочие перекосы в политике заработной платы. Поэтому, мы решили не включать эту группу, насчитывающую 14% периферии в целом, в состав СК, хотя наиболее квалифицированную их половину стоило бы все-таки рассматривать как представителей СК, в результате чего его численность возросла бы до 27%-28% экономически активного городского населения страны.

У 4% населения периферии нет никакого специального образования, и, именно, это мешает им войти в состав СК. В 85% случаев это рядовые служащие, а остальные – руководители низшего или среднего звена (которые обычно также входят в стратификационных исследованиях в состав СК).

Еще 14% представителей периферии СК имеют заниженные представления о собственном социальном статусе и ощущают себя социальными аутсайдерами, хотя все объективные критерии принадлежности к среднему классу у них присутствуют. В основном это является результатом «ножниц» между их желаемым и реальным положением в обществе. Половина из них (т.е. 7% представителей периферии в целом) – это специалисты, работающие преимущественно в бюджетной сфере, ситуация с которыми также может измениться довольно быстро в случае улучшения положения бюджетников.

Однако показатель в 35%-36% населения при нынешней структуре экономики является предельно возможным для расширения в обозримом будущем городского СК. Конечно, при общем улучшении экономического положения в стране и повышении востребованности (и оплаты) квалифицированного умственного и высококвалифицированного физического труда возможно и дальнейшее расширение численности городского СК за счет многочисленной группы, которой это мешает сделать лишь недостаточность текущих доходов, и, отчасти, лиц с заниженной самооценкой собственного статуса[6]. Но будет ли дальнейшее улучшение экономической ситуации в России сопровождаться структурной перестройкой экономики и созданием в ней эффективных рабочих мест, которые могли бы стать основой для расширения нового СК – вопрос пока открытый. Что касается возможностей расширения старого СК (т.е. представителей малого и, отчасти, среднего бизнеса), то уже совершенно ясно, что имеет место тенденция не к увеличению, а к сокращению этого «отряда» СК в условиях складывающейся модели экономики государственно-монополистического типа.

Некоторый скепсис в отношении будущего СК станет понятнее, если сопоставить данные о том, как менялась его численность в последние годы, и что происходило при этом с численностью других слоев городского населения. Как это ни парадоксально, в условиях потока нефтедолларов, «пролившихся» на страну в последние годы, численность городского СК даже чуть сократилась. Так, если в 2006 г. СК составлял 20%-22% экономически активного городского населения, то в 2003 г. выделенный по той же методике СК составлял в нем около четверти. При этом заметно выросла численность периферии СК

Учитывая данные о динамике численности городского СК и его периферии за эти годы, это означает, что отставание уровня текущих доходов от средних по стране у многих из тех, кто по характеру своего труда и уровню образования мог бы войти в состав СК, мешал росту последнего. То есть, рост уровня благосостояния, который происходил в последние годы в условиях увеличения потока нефтедолларов, не сказался на росте доходов потенциального российского СК – его труд по-прежнему остается недооценен, а среднедушевые доходы многих его потенциальных представителей оказываются ниже, чем медианные. Скорее сложившаяся ситуация благотворно сказалась на положении многих представителей рабочего класса, при этом, не столько наиболее квалифицированных, сколько средней квалификации – из-за нехватки рабочей силы такого типа их доходы росли, видимо, опережающими темпами по отношению к доходам основной массы специалистов, особенно– специалистов, работающих в бюджетной сфере. Таким образом, доходы страны от продажи энергетических и сырьевых ресурсов продолжают перераспределяться без надлежащего учета качества человеческого капитала работников.

Подведем итоги. Численность городского СК, выделенного по комплексному критерию, учитывающему характер труда, образование, уровень доходов и самооценку своего положения в обществе составляла в 2006 г. 20%-22%.

В их числе каждого пятого (т.е. примерно 5% всего населения страны[7]), с учетом их уровня жизни[8], можно было бы охарактеризовать как представителей верхних слоев СК. Еще 40% российского городского СК оказались в верхней четверти экономически активного городского населения, выделенного по комплексному критерию уровня жизни, и лишь 7% их оказались в нижней четверти горожан. Почему такое имело место при наличии достаточно высоких текущих доходов – отдельный вопрос, связанный уже не со спецификой доходов, а со спецификой расходов отдельных представителей СК. Теоретически спектр возможных причин низкого уровня жизни при сравнительно высоких текущих доходах достаточно велик – от необходимости снимать дорогостоящее жилье до асоциального поведения отдельных представителей СК (например, расходах на алкоголь, наркотики).

Еще около трети составляла «периферия» СК, которой не хватало для попадания в него всего одного признака. При этом главным, что мешало попаданию большинства представителей периферии в состав СК, являлся, как было показано выше, недостаток текущих доходов, значимость которых в становлении среднего класса непрерывно растет. Это свидетельствует о растущей недооценке квалифицированного умственного труда в российской экономике, особенно – в бюджетной сфере. Темпы роста индексации зарплат бюджетников, по отношению к которым эта тенденция проявляется наиболее ярко, видимо, отстают пока от темпов роста зарплат в экономике в целом. Фактически, возможно из-за формирования экономики преимущественно сырьевой направленности, Россия вновь возвращается к ситуации, характерной для 1980-х годов, когда инженеры, врачи и учителя получали столько же, сколько рабочие, а подчас – и заметно меньше. Хотелось бы напомнить, что такое положение в немалой степени обеспечило поддержку этими массовыми категориями специалистов («советской интеллигенции») идей перестройки и экономических реформ.

Как выглядел бы СК, если бы использовали другой подход – метод «самозачисления» себя респондентами в состав средних слоев. Используем для этого показатели широко применяемого в международных сравнительных исследованиях и регулярно использующихся в опросах ИС РАН теста интегральной самооценки человеком своего положения в обществе по десятибалльной вертикальной шкале, на которой респондент отмечает свое место в статусной иерархии.

Итак, как же распределялись оценки экономически активным городским населением своего социального статуса в 2003 г. и 2006 г. (см. рис. 3), и что можно сказать о ситуации с российским средним классом на этой основе?

Как видим, доля экономически активного городского населения, оценивающего себя как социальных аутсайдеров (т.е. ставящих себя на две низшие позиции), за последние три года заметно снизилась – с 17% до 7%. Сократилась и доля тех, кто отнес себя на 3-ю снизу позицию (с 24% до 15%). В итоге резко выросло число тех, кто стал относить себя к 4-7 позициям, соответствующим структурным позициям СК (с 57% до 72%). Средний балл самооценки своего социального статуса по городскому населению составил в итоге в 2006 г. 4,82 балла. При этом в среднем классе он был заметно выше – 5,57 балла. Для периферии СК он составлял 5,21, а для прочих массовых слоев – 4,26.

Таким образом, выделенный нами, с учетом социально-профессионального статуса, образования, самоидентификаций и дохода, СК отчасти совпадал с «субъективным» средним классом, который выделяется обычно только на основе самоидентификаций (27% всех, кто поставил себя на 4-7 позиции, оказались именно в нем, и еще 38% – в периферии СК), но в гораздо меньшей степени, чем это имело место в ситуации с доходами, когда 41% всех имевших доходы выше «серединных» оказались в составе СК, и еще 33% – в составе его периферии.

Интересно при этом, что и наиболее типичной (модальной) и «серединной» (медианной) для городского СК выступала 5-ая позиция, действительно находящаяся посередине фигуры на рисунке 3. Более того, у построенной на основе данных 2006 г. модели самооценок городским экономически активным населением своего социального статуса появились характерные «крылья», в которых в развитых странах Запада, собственно, и концентрируется СК.

В такой явной положительной динамике могли сыграть роль несколько факторов, причем, все они, видимо, действовали одновременно. Во-первых, постепенно становится «неприличным» зачислять себя в «низы» общества – это все больше вместо права на помощь начинает означать некую «ущербность». Во-вторых, у части городских низов, хотя и очень небольшой, действительно наблюдалась динамика улучшения материальной ситуации. В-третьих, учитывая все усиливающуюся замкнутость социальных слоев, могла измениться точка отсчета, которая используется для определения наименее успешными россиянами своего социального статуса. Наконец, в-четвертых, это могло стать следствием учета при самооценке собственного статуса не только уровня материального благосостояния, что было очень характерно для ситуации с определением россиянами своего статуса еще несколько лет назад, но и других факторов, прежде всего – уровня образования, с одной стороны, и характера занятости – с другой. Во всяком случае, среди лиц с высшим образованием лишь 13% «гуманитариев» и 16% «технарей» поставили себя на статусные позиции, не соответствующие среднему классу. У горожан же, имеющих среднее специальное образование, этот показатель возрастал до 22%, а у имеющих неполное среднее образование был более 50%.

Что же касается особенностей занятости, то среди низкоквалифицированных рабочих (1-2 разряд) на 3-и низшие позиции ставили себя 47%, и лишь 14% относили себя в верхнюю часть шкалы (6-10 позиции). У среднеквалифицированных рабочих эти показатели составляли соответственно 30% и 20%, у высококвалифицированных (5-6 разряд) – 18% и 28%. В то же время у специалистов, практически не отличающихся от квалифицированных рабочих уровнем доходов, лишь 14% относят себя на 3 низшие позиции и 41% ставит себя на 6-10 статусные позиции.

Таким образом, самооценки россиянами своего статуса, конечно, по-прежнему тесно связаны с уровнем их материального благосостояния[10]. При этом они достаточно отчетливо кореллируют и с уровнем их образования, который играет своего рода роль «буфера», смягчающего в ряде случаев нехватку текущих доходов, и позволяют наиболее образованной части населения оценивать свой социальный статус выше, чем менее образованной, при тех же доходах.

Однако, в отличие от населения, государство (по отношению к бюджетникам) и современная российская экономика (по отношению ко всем остальным) ценят образование и квалификацию не очень высоко, свидетельством чего является и постепенно растущее отставание доходов значительной части специалистов от средних доходов по стране. Это, естественно, негативно сказывается на динамике численности так называемого «нового» СК. Но, может быть, в России сейчас успешно растет «старый» СК – владельцы малого и среднего бизнеса?

К сожалению, на этот вопрос также приходится ответить отрицательно. Более того, хотя, как уже говорилось выше, учитывая традиции выделения СК, мы включили в своем исследовании в него всех предпринимателей и самозанятых, но лишь половина из них могла быть отнесена при этом по совокупности всех четырех критериев к среднему классу. Более подробно состав и особенности «старого» СК будут проанализированы в следующих разделах доклада, однако уже сейчас можно сделать вывод, что шансы российского СК на «прирастание» за счет «старого» СК, т.е. представителей малого бизнеса, более чем эфемерны.

Это значит, что та модель экономического развития, которую демонстрирует сегодня Россия, не дает объективных возможностей для сколько-нибудь серьезного увеличения в ней СК, и изменить ситуацию может только быстрое развитие высокотехнологичных отраслей экономики и, в значительно меньшей степени, малого и среднего бизнеса. И хотя выделение СК на основе таких критериев как, например, уровень благосостояния или субъективная идентификация себя со средним классом, на первый взгляд, демонстрирует положительную динамику, но при комплексном подходе к среднему классу, в основе которого лежит наличие у него человеческого капитала и определенных профессиональных позиций, эти позитивные тенденции не подтверждаются. Точнее, они свидетельствуют не столько о росте СК, сколько о росте доходов населения в целом и «привыканию» к своему месту в обществе, снижению степени неудовлетворенности им у многих потенциальных представителей СК.

Что же представляет собой современный российский СК? Кем он себя ощущает и кем является на самом деле? Как живет и чего хочет? Каковы его политические предпочтения и запрос к государственной социально-экономической политике в целом?

--------------------------------------------------------------------------------

[1] Шкаратан О.И., Бондаренко В.А., Крельберг Ю.М., Сергеев Н.В. Социальное расслоение и его воспроизводство в современной России. Препр